В 60-х годах 18 в. город Парфеньев походил скорее на село и мало отличался от окружающих его селений. И все же это был город — центр уезда Галичской провинции. Ещё в 1708 г. указом Петра I г. Парфеньев был включён в состав Архангелогородской губернии, где и оставался 70 лет. Лишь в 1778 г., с учреждением Костромского наместничества, оказался в Кологривском уезде Унженской области. Потеряв статус уездного города, пребывал в полудрёме, развитием промышленности и ремёсел не занимался, капиталами на губернию, учреждённую в 1797 г., не гремел. И как-то тихо и незаметно стал назы- ваться в 19 в. посадом Парфентьевым.
Но в 60-е годы 18 в. — это город. И если в Санкт-Петербурге царила и правила императрица Екатерина II, недавно взошедшая на трон, то в Парфеньеве царил и правил воевода, коллежский асессор Пётр Петров об руку с товарищем своим секундмайором Николаем Рылеевым.
В ближайшем их подчинении находилась воеводская канцелярия, состоявшая из мелких чиновников: канцелярского служителя с приписью Ивана Попова (он имел право подписывать документы), канцеляриста Алексея Пузанова, ещё одного канце-
ляриста, двух копиистов и сторожа, не оставивших своих имён.
Автографы названных парфеньевцев сохранились, и, вероятно, графолог мог бы дать краткую оценку их характеров. Заправлял в городе воеводский товарищ —Рылеев, его почерк быстрый и нервный, в отличие от округлого и витиеватого письма воеводы.
Но как бы то ни было, бухгалтерские документы у них в порядке. Об этом можно судить по двум делам, которые и составляют фонд Парфеньевской воеводской канцелярии, поступивший в Государственный архив Костромской области из Архангельска в 1986 г. «Годовой репорт, учинённой в Парфеньевской воеводской канцелярии о денежной казне, остаточной от 765 году, в 766-м году о приходе и о рас- ходе адмиралтейских и прочих сборов и за расходом в 767 году об остатке» представляет собой подробный перечень приходных и расходных статей по г. Пар- феньеву и уезду, а «Экстракт <…> из вышеписанного <…> годового репорта» — это сводный отчёт, где статьи прихода и расхода сведены в несколько основных пунктов.
Эти документы и явились источниками, восстанавливающими некоторые картины состояния и жизни г. Парфеньева.
Несмотря на географическое положение уезда, окружённого со всех сторон лесами, отстоящего от границ империи на сотни вёрст и, стало быть, не предполагающего появления внешнего врага, в городе пребывал гарнизон, положенный по штатам. Совсем небольшой гарнизон, не насчитывающий и трех десятков человек. Воевода, носивший гражданский чин коллежского асессора, обладал властью не только гражданской, но и военной. Воинская команда города состояла из унтер-офицера, позже поручика Семена Ленякова, капрала Елисея Балакина, квартирмейстера Ивана Забелина, боцманмата для караула и посылок Григория Яковлева, рядовых. Были ещё четыре капрала и квартирмейстер. И поскольку внешний враг был далеко, воинские чины служили успокоению врага внутреннего, если бы таковой был обнаружен. Вероятно, кроме того, рядовые состояли караульными в тюремной избе, которая была в Парфеньеве, как и в любом другом городе.
Арестанты или подозреваемые направлялись в тюремную избу из судейской светлицы. Скорей всего, она занимала комнату в доме канцелярии и была небольшой — в 3 окна.
В 1766 г. канцелярию и воеводский дом ремонтировали и перестраивали, за что было заплачено 5 руб. А в тюремной избе перекладывали печные трубы, исправляли стеклянные «окончины» и затворы.
Воеводская канцелярия, воеводский дом, судейская светлица и тюремная изба — вот и все административные помещения г. Парфеньева, состоявшие на балансе.
Каково было население города и уезда, сказать трудно, т. к. в имеющемся источнике названо лишь число крестьян (мужчин), находящихся в духовных вотчинах, бывших крепостными Паисиева и Новозаозерского Авраамиева монастырей. Но по указу Екатерины II от 11 октября 1764 г. в уезде не должно было проживать более 30 тыс. человек. Скорее, насчитывалось много меньше, т. к. этот северный лесной край никогда не был густо населён. Жители занимались сельским хозяйством, чтобы пропитать себя, и рыболовством. Какая-то часть улова шла на продажу. Работали артельно. Самыми крупными артелями были товарищества крестьянина Антипы Иванова дер. Секерина вотчины Василия Ивановича Стрешнева и крестьянина Савы Иванова дер. Биликова, принадлежащей князю Владимиру Владимировичу Долгорукову. Рыбачили крестьяне деревень Погорелки, Кривой, Федюнина, Ильина, Михнева, Сывки, Михалева, Бакренева, Григорова, Каликина, Федяева, Чебанова, Балакова, слобод Лошковой, Савиной и других, принадлежащих помещикам и названным выше монастырям. В Потрусове и Шири рыбной ловлей занимались дьячки.
Всего оброку собирали с 40 рыбных ловель 6 руб. 83 1/4 коп.
Гораздо больше получали денег с оброчных мельниц. Всего их в уезде было 39. В основном — водяные, на реках Нее, Нельше, Вохтоме, Идоле, Кильне, Пезе. Среди них государственные ведомства коллегии экономии, ранее принадлежавшие Новозаозерскому Авраамиеву и Паисиеву монастырям, помещичьи, церковные и служилых людей. Оброк брался различный, в зависимости от намолота: от од-
ного рубля до двенадцати. Да значившиеся по переписи 1735 г. 3 мельницы оказались запустелыми: не было жерновов и гатей. С них предписано было денег не взимать.
Почти столько же, сколько и мельниц, построено было в Парфеньевском уезде и бань, с которых взимался рублёвый налог. Они так и назывались — «бани рублёвые». Десять из них находились в городе: на воеводском дворе, у канцеляристов Ивана Попова, Ивана Рыжова и Алексея Пузанова, у парфеньевских купцов Петра и Кирилла Дубровиных, Гаврилы Пузанова, Филиппа и Василия Поповых, Евстигнея Дубровина да у попа церкви Ризположения Кондрата Иванова.
В уезде бани были у священников сёл Бушнева, в Бушневской волости, в Уголах, Каликине, Матвееве, Нейском, Кужбале, Васковке, Потрусове, Вожерове, Шири, Никитском, Анфимове, в Арсеньевой слободе.
В усадьбах Михалево отставного солдата Ивана Ивановича Сухинина, Сваино — вахмистра Ивана Дмитриевича Коровьина, в дер. Бекреневе отставного капитана Якима Потаповича Шигорина так-же парились в баньках. Остальные же, надо думать, смывали с себя грязь и заботы зимой в печи, а летом в реке, т. к. печи летом топить воспрещалось из-за боязни пожаров.
Всего в городе и уезде насчитывалось 44 бани, с которых получали 44 руб. дохода. Самую малость взимали с лавок, амбаров и кузниц — 2 руб. 61 коп., с клеймёных кубов, служивших мерами для зерна и муки. Все вышеперечисленные доходы шли в канцелярию как бы извне. Кроме них, бывали сборы и в самой избе: посетители платили при подаче прошений и челобитных за гербовую бумагу, за печатный воск, окладные пошлины с каждого платежа при оформлении сделок. При выдаче жалованья воеводе, воеводскому товарищу, приказным служителям и воинской команде с каждого рубля вычитали по копейке на «гошпиталь». В то же время со всего податного населения собирались подушные сборы по 2 коп. с рубля. Назывались они «покормёжные» и выдавались в дополнение к жалованью, присылаемому из Галичской провинциальной канцелярии уездным государевым людям. Жалованье же рассчитывалось по третям года: январской, майской и сентябрьской — и платилось по её окончании.
Воинской команде выдавалось ежемесячно за провиант по 32 1/4 коп. на человека и несколько больше — на мундир и обувь. «Воеводе и протчимчинам» в 1766 г. было заплачено 921 руб. 66 1/3 коп. Из них 311 руб. 60 1/2 коп. были присланы из Галичской провинциальной канцелярии в зачёт сентябрьской трети 1765 г., остальные деньги выделены из различных местных сборов.
Самые большие сборы давала как ранее, так и много позже, продажа вина, которая являлась государственной монополией. За незаконное изготовление и продажу вина взимались штрафы. Вино привозилось в основном из галичского питейного дома в парфеньевский питейный дом в бочках, а продавалось вёдрами, полувёдрами, кружками, полукружками и чарками. Да еще по заключенному в камер-коллегии контракту с князем Иваном Михайловичем Одоевским с его винокуренного завода, находящегося в Унженской вотчине, было прислано 429 вёдер. Если прикинуть, что парфеньевским питейным домом галичскому было уплачено около 500 руб. приотпускной цене 49 3/4 коп. за ведро, то выходит, что в 1766 г. парфеньевцы вы- пили 10 000 ведер государственного вина, которое принесло доход казне в 244 руб.1/4 коп. Конечно, расчёты эти очень приблизительные, т. к. необходимо вычесть еще стоимость бочек, в которых вино перевозили, и стоимость самого провоза. Но то, что пили много, — ясно. Помимо вина в продаже было пиво.
Кроме Парфеньева, питейные дома устраивали и в сёлах. Как, например, в Бушневе, где откупщики Шаровниковы подрядились делать кабацкое строение за 35 руб. 66 коп., да «передержали», т. е. не построили вовремя, за что те деньги были с них взысканы. Существовала даже отдельная оброчная статья «на постройку питейных домов».
А вот школ или лечебниц в округе не было, они появились уже в 19 в., поэтому грамотность ценилась, не в пример нынешнему времени. И хотя «Репорт» о приходе и расходе находится в идеальном состоянии, возникает сомнение, что все статьи дохода канцелярских служащих учтены. Однако ревизион-коллегия, в которую отправлялись приходно-расходные книги и счета о канцелярских, питейных и подушных сборах, едва ли интересовалась небольшими «добровольными» подношениями.
